Современная мировая финансовая архитектура характеризуется глубиной и сложностью институциональной основы. Хозяйственное поле сегодня, в том числе международное, включает в себя целый спектр участников и учреждений. Можно выделить формальные международные организации – система ООН, МВФ, МБРР, ОЭСР, АБИИ, Совет по финансовой стабильности, Базельский комитет по банковскому надзору. Это не считая тех, что функционируют в отдельных сегментах – ЮНИДО, ФАО, МАГАТЭ и пр. Существуют «правительственные» клубы, определяющие вектор формальной международной экономической политики – Группа 7, Группа 20. Значительное влияние оказывают организации, которые устанавливают стандарты деятельности – Международная организация комиссий по ценным бумагам (IOSCO), Группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег (FATF), Международная федерация бухгалтеров (IFA), Совет по международным стандартам финансовой отчетности (IASB) и пр.
Особо сложным механизмом является мировая система центральных банков. Доминирующую роль в ней занимают центральные банки стран-эмитентов резервных валют во главе с ФРС США. Чуть ниже в иерархии находятся ЕЦБ, Банк Англии, Банк Японии . Несомненно, в условиях финансономики, когда количественный результат, выраженный в деньгах, становится во главу любой деятельности, те, кто создает деньги, достигают необычайного величия. Особенно в своих глазах. Современному человеку, заточенному только под погоню за цифрами на банковском счете, вряд ли можно понять поступок Цезаря, доставившего в Рим побежденного вождя галлов Верцингеторига, несмотря на издержки и «неэффективность», говоря языком консультантов из «большой четверки» .
В качестве частных участников, кроме ТНБ и ТНК, можно отметить инвестиционные компании - Blackrock, Vanguard, Fidelity, Mercury и пр.; рейтинговые агентства (S&P, Moody’s, Fitch); think tanks - Chatham House, Soros Fund, Совет по международным отношениям; общепризнанных авторитетов – Нуриэль Рубини, Джордж Сорос, Джозеф Стиглиц, Уоррен Баффет, Билл Гейтс и т.д.
Сложность структуры международных отношений усугубляется развитием информационных технологий. Облегчается доступ к информации. В глобальной сети информационные импульсы накапливаются экспоненциально, скорость передачи сигналов о состоянии отдельных элементов приближается к мгновенной.
К чему это приводит? С одной стороны, сложившаяся регулятивная структура является логическим ответом на усложнение человеческих отношений. Но данное усложнение проявляется лишь во внешних формах, глубинное же наполнение отдельной личности и общества в целом наоборот упрощается. Об этом же писал в конце 19 века русский мыслитель Константин Леонтьев. Он считал, что чем развитее технологии передачи информации (тогда это было связано с распространением железных дорог), тем проще становится «цветущая сложность» общественного организма. Будучи эстетом по натуре, Леонтьев признавал, что отдельные люди, группы людей и народы охотно и легче перенимают друг у друга дурные наклонности в виде алчности, сладострастия, стремления к бюрократии, замены духа буквой и пр. И наоборот, лучшие проявления человека в виде эрудиции, благородства, несгибаемой этики утрачиваются, упрощаются на фоне общего стремления к усреднению. Идеал рыцаря-ученого постепенно сменился особью «вечно страдающего» среднего класса с ипотекой и «стабильной» работой. Так, Леонтьев видел движение «смешивающейся» и «упрощающейся» Европы к образу среднего буржуа как «идеалу всемирного разрушения» .
Сложившаяся структура общественных отношений отвечает следующим требованиям. Во-первых, как мы уже могли убедиться, она сложна. Однако данная сложность является упрощающей, когда форма замещает суть, а буква – дух. Это приводит естественно к накоплению дисбалансов, как на уровне межличностных отношений, так и на уровне ТНБ и ТНК. Дело в том, что, по выражению философа и трейдера Нассима Николаса Талеба, сегодня отсутствует такое понятие как «собственная шкура на кону». Применительно к экономике это означает следующее. Сегодняшние экономисты, банкиры, консультанты, к сожалению, профессора (например, Стиглиц) и другие люди, носящие галстук, практически не отвечают за свои действия хотя бы собственными деньгами, не говоря уже об общественном статусе, жизни, здоровье etc. Классическим примером, который приводит тот же Талеб, является Роберт Рубин, который за время работы в Citibank получил бонус на 100 млн долл. Потом оказалось, что его руководство банком привело к структурным проблемам, которые выявил кризис 2007-2009 гг. В итоге налогоплательщики вынуждены были «спасти» банк, а господни Рубин не заплатил ни пенни из своих средств. Такой ситуации не могло быть в древности, да даже и в начале Нового времени. Инженеров в Древнем Риме и «старой доброй» Англии заставляли некоторое время жить под мостами, которые они построили .
Сегодня участники экономических отношений, особенно крупные корпорации и банки, несут для общества большую угрозу. Во-первых, ввиду своей «системной значимости» за их ошибки вынуждены отвечать все. То есть, корпорации-исполины, являясь источником систематического риска, уже не принимают его на себя, в чём заключается суть предпринимательства, а получают выгоды, отдавая негативные эффекты своей деятельности другим. Это как минимум не совсем этично. Исторически сложилось так, что тот, кто хочет получать что-то от кого-то, должен принимать на себя риск, брать ответственность за жизнь или материальное состояние ближнего. Так делали средневековые рыцари («man on a horseback»), древние вожди народов, феодальная аристократия и пр. Но в эпоху бюрократии и формализованного образования такая «связь с землей» отсутствует.
Положение дел усугубляется квазирелигиозным культом поклонения науке и знанию. Современное научное пространство пестрит материалами, описывающими, например, модели оценки риска, которые «подтверждены» сложными математическими расчетами с применением эконометрических связей и пр. Но в сущности, когда такие теории создают «эксперты», не использующие данные модели сами на практике, то возникает проблема. Типичным примером может послужить портфельная теория Гарри Марковица. Как портфельный управляющий, могу заметить, что она не имеет ничего общего с финансовыми рынками в сущности, потому что она построена на принципиальном непонимании концепции риска, а предпосылки модели ложны. То же можно сказать и методике ценообразования CAPM, которая используется при оценке компаний и активов. Даже Марковиц не пользуется своей теорией при инвестировании, если он вообще инвестирует самостоятельно.
Хорошо, когда теоретики и мыслители вдохновляют своими идеями практиков, например, правителей. Но хуже, когда их идеи начинают перениматься бездумно в системе, в которой отсутствует прямая ответственность за принятие неправильных решений. Кстати этот тезис можно применить и к плановой экономике. Человек должен быть свободным творцом по своей природе. Сложные планы в условиях меняющейся и непонятной для человеческого ума среды (спросите теоретических физиков современности) приводят к фатальным ошибкам.
Прекрасно, когда эти ошибки имеют только денежное выражение, как это было с крахом хедж-фонда Long-Term Capital Management. Уверенные в своих ученых степенях специалисты фонда использовали сложные расчеты для определения риска. Потом азиатские рынки лопнули, а в России случился дефолт. Нагруженный финансовыми рычагом в размере 250 к 1 фонд стал банкротом, общие убытки составили более 4 млрд долл.
Вернемся к теме международных экономических отношений. Данная область человеческой деятельности сегодня как никогда подвержена ошибкам (заблуждениям). Институциональная архитектура и информационные технологии способствуют распространению и репликации дисбалансов. Как это происходит? Сначала человек принимает решение о том, что, например, ему необходимо соответствовать определенному уровню жизни. Он ищет пути, в конечном счете, как потреблять больше и лучше (насчет рациональности выбора – вопрос спорный и отдельный). Ему предлагают воспользоваться преимуществами банковской системы. Если он добропорядочный гражданин, то банковская система с удовольствием создаст для него кредитные деньги (специалисты да разумеют). Человек приобретет себе то, чего он желает, а потом круг повторится заново, пока кредитная петля одного человека не трансформируется в долговую петлю всего общества. Хорошо, если возможность кредитования в национальной экономике подкрепляется уникальным положением валюты в мировом хозяйстве, или монополией в сфере идей, или военной силой. Хуже на первый взгляд, когда эйфория сменяется тяжелыми кризисами, как в Азии на протяжении последних 50 лет или России.
Проблема имеет своё выражение и на уровне фирм, и на уровне публичных финансов. Стремление к потреблению (в русском языке есть более яркое слово – сладострастие) одной личности – это стремление к растущим прибылям компаний и бесконечному экономическому росту в национальной политике. Этого можно очень легко достичь за счет долга будущих поколений. Кроме того, сегодня контрагенты создали для себя идеальную инфраструктуру, позволяющую достигать поставленных целей и перекладывать последствия на других. Производные финансовые инструменты прекрасно подходят для этого. Согласно данным Банка международных расчетов, оборот внебиржевых деривативов на конец июня 2016 года составляет 544 трлн долл. Большая часть финансовых инструментов имеет ссудную природу, потому что подразумевает получение дохода в будущем. Следовательно, основой системы оборота финансовых инструментов является ссудный капитал, который создается коммерческими банками. Возможность банков создавать ссуды зависит от их доступа на межбанковский рынок, в первую очередь, рынок резервных валют, и операциям рефинансирования со стороны центральных банков. Этот доступ можно считать аналогом «репутационного капитала» по Хайеку.
Понятно, что в силу ассиметричности информации и доступа к ресурсам получается, что выгоду извлекает определенная группа лиц. Если во времена Макиавелли такая группа лиц, которую он называл «знать», имела на это полное право по природе своего поведения, образования, ценностей, то большая часть «элиты» современного мира не только не отвечает морально-этическим качествам, присущим правящему классу, но и несёт прямую угрозу мирному существованию человечества. Экономика с этой точки зрения является лишь одним из уровней «болезни века». Так, основной чертой современного этапа развития международных экономических отношений является тренд на концентрацию и централизацию финансового капитала, что главным образом выражается в появлении и развитии системообразующих финансовых институтов – ТНБ, страховых и инвестиционных компаний etc. По оценке журнала The Banker, в 2014 году 25 крупнейших ТНБ обладали более 50% совокупных активов (99,3 трлн долл.) первой тысячи банков. А на финансовые институты стран-эмитентов резервных валют приходится более 70% от общего объема активов первой тысячи банков мира.
Описанная выше чрезмерно усложненная, забюрократизированная и зачастую не имеющая к «живой» экономике институциональная структура современных международных финансов содержит в себе болезнь другого характера. В основе большинства применяемых экономических теорий кроется ошибка чрезмерной рационализации, которая порождает гносеологическую самонадеянность. Профессиональным экономистам, которые пишут для профессиональных экономистов, кажется, что книжные знания дают им представление об отношениях людей в сфере производства, распределения, обмена и потребления товаров и услуг. Но экономика, как раздел философии, требует от внимательного исследователя широкой эрудиции, универсального взгляда, знания психологии, культурного поля в пику специализации и местечкового умения, сегодня столь распространенного. Вдобавок зачастую неверно трактуются идеи классиков. Например, профессор этики Адам Смит писал о действии Невидимой Руки, и то, не акцентируя на этом понятии внимания, но не в коем случаем о «невидимой руке рынка». В результате за истину принимаются ложные теории, которые трансформируются в модели с колоссальными погрешностями, на основе которых принимаются важные решения в глобальных финансовых институтах, а что еще хуже «несовершенными» моделями исчисляется риск. Последствия отрыва теории от реальности, подкрепленного несовершенством человеческой природы в виде алчности и страха, проявились во время глобального финансово-экономического кризиса 2007-2009 гг. С тех ситуация внешне лишь заморозилась, симптомы были сняты, но причины, приведшие к тяжелым последствиям, не устранены, а даже усугублены. Количественные смягчения ликвидировали фундаментальную основу ценообразования на международных финансовых рынках. Норма ссудного процента опустилась в отрицательную зону, о возможности чего «книжник» Карл Маркс, конечно, писал, но вряд ли ожидал такого исхода в реальности. Долговые проблемы в развитых странах остры как никогда – совокупный мировой долг с 2007 года вырос на 57 трлн долл. против роста на 55 трлн долл. в период 2000-2007 гг.
Таким образом, вследствие развития международных финансовых рынков, а именно распространения производных финансовых инструментов, в основе которых лежит кредитное плечо мирового банковского сектора, опирающегося на эмиссионный, по Хайеку, «репутационный» капитал в виде доступа к рефинансированию центральных банков стран-эмитентов резервных валют и межбанковскому денежному рынку, формируются глобальные дисбалансы воспроизводственной модели. Речь идет, в конечном счете, о несоответствии производства и потребления. Положение дел усугубляется углублением процесса дигитализации личной и общественной жизни человека, в том числе и экономики на глобальном уровне.
Турбулентность финансовая – следствие турбулентности идей. Корень проблемы кроется не в экономике. Человек – клетка хозяйственных отношений. Ложные идеи, которые воплощаются отдельным человеком, могут захватывать всё общество. Когда ошибки накапливаются, то происходит катаклизм. «Кризис» в одном из переводов с греческого означает «суд Божий». Этот суд испытывает общности людей на прочность, или «антихрупкость». Ложь вследствие кризисов исчезает, у людей открываются глаза. Но это крайняя мера. Всегда лучше стараться не совершать ошибок, а совершив, учиться на них, что применимо ко всем сферам человеческой жизни. Традиции – эмпирика, проверенная временем, которая сегодня попирается, в том числе, и в экономике. Аристотель бы не одобрил. Ложным идеям может противостоять только Истина, и люди, Её познавшие и живущие в соответствие с этим знанием. Когда придет буря и подуют ветры, они устоят. Россия этим обладает, и на этом пока можно закончить…
Дмитрий Афанасьев для журнала
«Международные экономические отношения: плюрализм мнений в эпоху перемен».
